Хворый пёс - Страница 27

По возвращении в Атланту Дидо пытался помириться, но Дези отказывалась с ним встречаться. Она оставила квартиру в Бакхеде и переехала к родителям. Как-то раз Дидо появился около их дома, и Дези облила его из садового шланга. Отставка повергла Дидо в хандру, которая заметно отразилась на его и без того уже слабых выступлениях на баскетбольной площадке. В один злосчастный вечер, когда Дидо заменял свалившегося в гриппе Мозеса Малона, он набрал лишь три очка, сделал один подбор у кольца, пять передач и был удален в середине третьей четверти. На следующий день его перепродали команде «Воители Золотого Штата». Дези больше никогда его не видела, даже по телевизору.

«Да найдешь ты себе кого-нибудь, — утешала мать. — Первый блин комом».

Но испечь хороший блин все не получалось. Дези перевалило за двадцать пять, она еще трижды была помолвлена, но замуж так и не вышла. Два раза Дези по-мирному возвращала кольца, а третье оставила. Его преподнес жених по имени Эндрю Бек, в которого она чуть не влюбилась. Он снимал рекламные ролики для кандидатов в политических кампаниях, но в душе был художником. Долгие годы он серьезно занимался живописью и ваянием, почти голодал. Затем попал на телевидение и обрел достаток, как и все Дезины женихи. Она говорила себе, что это просто совпадение, но понимала — дело в другом. Так или иначе, она сильно привязалась к Эндрю — мечтательной, творческой и отстраненной натуре. Его легкая таинственность пленила Дези, чего не бывало прежде. Эндрю терпеть не мог политиков, ненавидел вообще всех сенаторов и конгрессменов, которые не жалели денег за его умение создать им образ. Дези восхищалась Эндрю за его ненависть к своей работе — только высокопринципиальный человек мог вот так прямо заявить, что растрачивает богом данный талант на мелкое жульничество, создавая тридцатисекундный ролик политической рекламы.

У похвальной прямоты Эндрю Бека была и обратная сторона — он часто погружался в мрачную задумчивость и депрессию. В том, что произошло дальше, Дези винила себя. Она уговорила Эндрю показаться психологу, а тот велел ему поискать способ для высвобождения внутреннего источника тревоги. Эндрю выбрал пирсинг и усердно принялся увечить себя. Начал он с трех дырочек в каждой мочке, но быстро перешел к бровям, щеке и ноздрям. На этом он не остановился. Эндрю носил колечки и вставки, изготовленные лишь из высокопробного серебра, и вскоре так продырявился, что услуги авиалиний стали ему недоступны, поскольку он не мог пройти раму металлоискателя. С каждым новым проколом Эндрю обретал все более причудливый вид, но это нимало не беспокоило клиентов-политиков; его профессиональные услуги пользовались спросом, как никогда. Дези же с трудом переносила наружность жениха. Она лелеяла надежду, что это лишь проходной этап, даже когда Эндрю проколол язык и украсил его крючком на крупную рыбу. Дези оценила символизм, но от поцелуев уклонялась. И вообще, секс с Эндрю стал весьма затруднителен, поскольку его побрякушки карябали и кололи Дези в самые неподходящие моменты.

Но все же Эндрю ей нравился, и она старалась приспособиться до тех пор, пока однажды жених не явился с мошонкой, проколотой миниатюрной стрелой Купидона в четырнадцать каратов. Вот тут Дези поняла, что отношения не сохранить, и переехала к родителям. Обручальное кольцо она оставила у себя не из сентиментальности, а из опасения, что Эндрю Бек его куда-нибудь присобачит.

И недели не прошло, как Дези позвонил Палмер Стоут. До этого они встречались только раз в студии Эндрю, когда шел монтаж ролика. Эндрю отсматривал варианты рекламы Дика Артемуса, баллотировавшегося в губернаторы Флориды. Палмер сопровождал Артемуса в Атланту и тоже смотрел на экран, где крутился ролик «Голосуйте за Дика!» Дези находилась рядом, чтобы Эндрю, ненавидевший Артемуса, как-нибудь его не оскорбил и не профукал контракт на 175 000 долларов.

Стоут пытался заигрывать с Дези, пока она прямо не сказала, что помолвлена с Эндрю. Стоут рассыпался в извинениях и больше не произнес ни слова, но весь день не сводил с Дези глаз. Для нее осталось загадкой, откуда Палмер так быстро узнал о ее разрыве с Эндрю; времени зря не тратя, он беспрестанно звонил, засыпал ее цветами и авиабилетами первого класса. Поначалу Дези дала ему от ворот поворот, но в конечном счете он ее уломал искусными восторгами; она всегда была падкой на изысканную лесть, а Палмер оказался в том мастер. Родители его обожали (а ведь это сигнал) и уговаривали Дези дать шанс такому приятному молодому джентльмену. Только потом, выйдя за Палмера и переехав в Форт-Лодердейл, Дези поняла, что родные всего лишь старались выпихнуть ее из дома. (Через два дня после свадьбы отец нанял бригаду плотников для переделки спальни Дези в спортивный зал.)

Ничего не скажешь, Стоут относился к ней хорошо: «БМВ», дом на побережье, никаких ограничений в покупках. В постели все было сносно — без выкрутасов и безумств. На взгляд Дези, Палмер был рыхловат телом, но зато без одежды не походил на дурацкую рождественскую елку. Его бледные телеса, ничем не проткнутые, не прошпиленные и не украшенные, ласкали взор новобрачной. Любовные утехи, не грозившие опасностью уколоться или ободраться, восторга не вызывали, но были приятны.

В медовый месяц на острове Тортола Дези так раскрепостилась, что сумела сохранить настрой и не расхихикаться, когда однажды ночью Палмер пропыхтел ей в ухо:

— Давай, малышка, запали мою свечку!

— Огонь, — ласково прошептала Дези.

— Что?

— Огонь, милый. В песне поется: «Давай, малышка, разожги мой огонь».