Хворый пёс - Страница 57

— Честно говоря, совсем не хотелось.

Джим Тайл вздохнул с облегчением, когда крокодил соскользнул по глинистому берегу в озеро. Через двадцать минут мужчины вышли к джонке. Сцинк придержал лодку, пока Тайл в нее забирался. Мотор остыл и завелся только с пятого рывка. Сцинк оттолкнул нос лодки.

— Увидимся вечером.

— Погоди, это не всё, — сказал Джим Тайл.

Мотор чихнул и заглох. Лодку медленно сносило.

— Потом расскажешь, Джим.

— Нет, нужно сейчас. Артемус сказал, что кто-то еще охотится за тем парнем. Нехороший человек.

— Могу себе представить.

— Ты должен это знать. — Полицейский помахал рукой. — Значит, ровно в десять?

— С боем часов, — мрачно кивнул Сцинк.

Он нагнулся, вытащил из-под корней банку «Швепса» и кинул ее в кучу на дне лодки.

— Меткий бросок, — усмехнулся полицейский.

Он дернул заводной шнур, и мотор, икнув, ожил. Сцинк на берегу крутил в руках клювы канюков.

— Я сожалею, Джим. Правда, сожалею.

— О чем, губернатор?

— О том, что бы ни произошло. Заранее сожалею, — ответил Сцинк и скрылся за деревьями.

15

Как и договаривались, губернатор Дик Артемус вычеркнул из сметы 27,7 миллиона долларов, выделенных на «реконструкцию шоссе и строительство моста на Жабий (Буревестника) остров». Губернатор также заблокировал выделение средств по следующим статьям: 17,5 миллиона на строительство и развитие «Зала Славы» в Золфо-Спрингсе; 14,2 миллиона на «агрономические исследования» по технологии генетического удаления пупкообразных рубчиков у апельсинов-навелей; 2,6 миллиона на восстановление имитирующего приливную волну аттракциона «Водотрясение», принадлежащего дяде сенатора от штата и разрушенного в результате подозрительного пожара; 375 000 на программу по разведению в неволе находящихся на грани исчезновения розовобрюхих саламандр, которых осталось всего семь особей (все самцы).

Всего по разным статьям Дик Артемус наложил вето на расходование впустую 75 миллионов долларов. Кроме моста на Жабий остров, все предложения исходили от демократов. Среди статей, не заблокированных губернатором, имелось множество легкомысленных прожектов, инициированных его приятелями-республиканцами. Например, выделялось 24,2 миллиона на перепланировку поля для гольфа в Сарасоте якобы для проведения турнира в рамках Ассоциации профессионального гольфа, но на самом деле с целью облагородить ландшафт для председателя законодательного комитета по субсидиям, владевшего тремя участками земли в этом районе; 8,4 миллиона шло на покупку заброшенной плантации помидоров, оцененной от фонаря в 561 000 долларов, будто бы для расширения пояса безопасности вокруг Национального парка в Эверглейдс, но в действительности для того, чтобы подкинуть деньжат отсутствующим собственникам земли, которые великодушно финансировали комитет республиканской партии; 19,1 миллиона отпускалось на то, чтобы замостить и расширить до шести рядов гравийную дорогу к коровьему пастбищу в 312 акров в округе Колльер — вышеозначенное пастбище должно было негласно превратиться в гигантский торговый центр, который втихую собирались построить супруга, свояченица и племянница республиканского спикера законодательного собрания.

Ни один из этих баловней, пропущенных губернатором Диком Артемусом, не возбудил прессу, а вот запреты возымели действие. В газете «Сан-Сентинел» Дези увидела перечень заблокированных статей подзаголовком:

ГУБЕРНАТОР СОКРАЩАЕТ РАСХОДЫ БЮДЖЕТА НА 75 МИЛЛИОНОВ И ОБЪЯВЛЯЕТ ВОЙНУ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОРМУШКЕ.

В машине Дези прочитала статью Твилли.

— Радуйся, — сказала она. — Ты своего добился. Мост канул в Лету.

— Посмотрим, — ответил Твилли. Он вел машину одной рукой, а другую выставил в окно, зачерпывая воздух. Когда Дези спросила, думает ли он еще о своем сне, Твилли кивнул.

— Знаешь, что сказал бы психолог? — спросила Дези. — Он бы сказал, что ты совершил прорыв.

— Вполне возможно. — Твилли не казался ни расстроенным, ни огорченным, просто задумчивым.

— Ты помнишь, что попросил меня остаться?

— Да.

— Почему?

— Я испугался.

— Чего? Что опять приснится?

— Нет, не снов, — улыбнулся Твилли. Он повернул зеркало заднего вида, чтобы посмотреть, как там Макгуин в кузове. — Думаешь, ему там хорошо?

— Наслаждается жизнью, — ответила Дези.

— Пожалуй, лучше ему ехать с нами.

— Твилли, он блаженствует.

— А вдруг дождь пойдет?

— Но он — собака!

— Хворая собака. Ему нельзя быть на улице в непогоду.

Твилли съехал на обочину и перевел Макгуина в кабину, посадив между собой и Дези. Дальше поездка проходила в тесноте, усугубленной собачьим ветроиспусканием.

— Это у него из-за корма для собак, — объяснила Дези. — Самый плохой — со вкусом печенки.

Твилли поморщился. На ближайшем съезде он подрулил к агентству по продаже «бьюиков» и сторговал свой пикап в обмен на фургон «роудмастер» 1992 года выпуска. Вся сделка заняла двадцать одну минуту, а разницу в цене Твилли покрыл наличными из пачки банкнот, которую достал из джинсовой куртки. Дези была заинтригована.

— Самый большой семейный фургон из когда-либо производившихся в Соединенных Штатах, — объявил Твилли, помещая Макгуина в просторный задний отсек машины. — Теперь воняй, сколько душе угодно.

И они поехали дальше.

Дези удержалась от вопроса, откуда у Твилли деньги, потому что это не имело значения. Даже если он ограбил церковь, ей бы не захотелось возвращаться домой. Она понимала его не лучше, чем себя, но рядом с ним почему-то было уютно. Иногда Дези ловила на себе его взгляды украдкой, ни один мужчина на нее так раньше не смотрел: сочетание неприкрытого желания, испытующего интереса и грусти. Наконец она спросила: