Из спальни Твилли прошел в кабинет — обитель мертвой природы. На одной стене висели чучела голов: черный буйвол, баран-толсторог, ушастый олень, лось, лесной волк и канадская рысь. Соседняя стена представляла рыбные трофеи: тарпон, полосатый марлин, павлиний окунь, кобия и большеглазая сельдь, размером чуть больше банана. В центре кабинета на дубовом полулежала гривастая шкура африканского льва — душераздирающая победа белого охотника.
Гвилли прошел к девственно чистому письменному столу — по краям лишь две фотографии в одинаковых серебряных рамках. На одной фотографии загорелая Дезирата в пронзительно розовом купальнике махала с носа парусной шлюпки. Море на фоне было слишком прозрачным и красивым для Флориды; наверное, Багамы или Карибы. На другой фотографии — лабрадор-ретривер в красном колпаке Санта-Клауса. Запечатленное собачье долготерпение очень рассмешило Твилли.
Он прослушал сообщения на автоответчике и кое-что себе пометил. Потом обследовал третью стену кабинета, где от пола до потолка разместился книжный шкаф, отполированный, но — предсказуемо — без книг. Твилли обнаружил три тонких книжицы о премудростях гольфа и глянцевое парадное издание, увековечившее участие «Флоридских Марлинов» в мировых чемпионатах по бейсболу от первого до последнего. Вот и вся библиотека Палмера Стоута; не было даже обязательных украшений — томов Фолкнера или Стейнбека в кожаных перелетах. Стоут не нашел ничего лучше, как заставить изысканного красного дерева полки коробками из-под сигар. Пустые коробки явно выставлены, чтобы впечатлить курильщиков: «Монтекристо №1», «Коиба», «Императрица Кубы Робусто», «Дон Матео», «Партагас», «Лиценсиадос», «X. Апменн», «Бауза». Твилли не разбирался в элитном табаке, но догадался, что пустые коробки были для Стоута трофеями, как и чучела животных. На отдельной полке экспонировалось еще одно свидетельство пристрастия хозяина: рамка с обложкой журнала «Поклонники сигар», куда вклеена фотография 9x12 с изображением Стоута в белом смокинге и с громадной сигарой. Самодельный заголовок гласил: «Человек года».
Твилли услышал шорох в дверях и резко обернулся — явился перекусивший Лабрадор.
— Иди сюда, мордоворот, — позвал Твилли.
Оглядев чучела рыб и животных, пес вышел. Твилли сочувственно вздохнул ему вслед. С библиотечной лестницы на роликах легко добраться до чучел. Твилли скользил от одной головы к другой и перочинным ножом выковыривал стеклянные глаза. Укладывая их зрачками вверх, он выложил на столе Палмера Стоута идеальную пентаграмму.
— Чего ты хочешь, Вилли? — Палмер Стоут дождался, пока они доберутся до девятой лунки, и лишь тогда насел на скользкого как угорь вице-председателя парламентского Комитета ассигнований.
— Что за дурацкий вопрос? — ответил депутат Вилли Васкес-Вашингтон, выбирая клюшку для очередного удара. — Почему ты решил, будто я чего-то хочу?
Стоут передернул плечами:
— Ну давай, потянем время. Засекаю. — Он решил, что слишком мало запросил с Роберта Клэпли за работу. Сто тысяч — все-таки ничтожная плата за жуткий день, проведенный с Вилли Васкес-Вашингтоном на поле для гольфа.
Вилли не попал в лунку и спросил:
— Все насчет того чертова моста? — Закатив глаза, Стоут отвернулся. — Напомни-ка название острова.
— Какая на хрен разница, Вилли?
— Губернатор говорил, но я забыл.
Они сели в карт и подъехали к одиннадцатой метке. Первым бил Стоут; мячик срезался и улетел далеко в сосны. Вилли Васкес-Вашингтон скосил ярдов на пятьдесят.
«Чего ты хочешь!» Иногда Стоут слишком прямолинеен, думал Вилли. При такой постановке вопроса все выглядит неприкрыто корыстным.
— Дело не в хотении, а в необходимости, Палмер. Моему округу требуется общественный центр. С этаким хорошим залом. Чтобы днем там занимались детишки. По вечерам тренировались баскетболисты.
— Сколько? — спросил Стоут.
— Миллионов девять, плюс-минус, — ответил Вилли. — Так значилось в парламентском проекте, но по какой-то причине финансирование зарубили в Сенате. Думаю, опять эти белые босяки.
— Общественный центр — чудесная идея. Хоть что-то для ребятишек.
— Именно. Хоть что-то для ребятишек.
А также кое-что для жены Вилли, которую назначат директором-распорядителем центра с годовым жалованьем в 49 500 долларов, плюс общемедицинская страховка и служебный автомобиль. И еще что-то для лучшего друга Вилли — владельца компании, которая получит контракт в 200 000 долларов на полносборное строительство. И также для мужа главы предвыборного штаба Вилли, который обеспечит круглосуточную охрану центра. И — последнее, но немаловажное, — кое-что для халявщика — младшего брата Вилли, который по случайности владеет обанкротившимся магазином, расположенным в юго-восточном углу площадки, предполагаемой для строительства общественного центра. Магазинчик придется снести и выплатить братцу государственную компенсацию, раз в пять-шесть превосходящую стоимость заведения.
Не было никакой необходимости расписывать все это Палмеру Стоуту. Ему совершенно ни к чему вязнуть в подробностях. Стоут допускал, что кто-то из близких и дорогих сердцу Вилли людей желает нажиться на строительстве новехонького девятимиллионного общественного центра, и только бы изумился, окажись оно по-другому. Кормушка — неотъемлемая часть жизни политиков. Кто-то всегда делает деньги даже на самых благородных вроде бы начинаниях на средства налогоплательщиков. Вилли Васкес-Вашингтон со товарищи получат новенький общественный центр, а губернатор с приятелями обретут новый мост на остров Буревестника. На взгляд Палмера, выходило так на так. Он организует, чтобы проект Вилли вошел в следующие сенатские слушания по бюджету, после чего бумага легко пройдет согласовательную комиссию и ляжет на стол губернатору. Несмотря на личную заинтересованность в продвижении «Буревестника», губернатор Дик Артемус ни в жизнь не наложит вето на финансирование общественного центра в округе бедняков, особенно когда их депутат заявляет, как неоднократно делал Вилли Васкес-Вашингтон, что отчасти является и афро-американцем, и гаитянином, и китайцем, и даже индейцем миккосуки. Никто никогда не требовал от Вилли документального подтверждения столь разномастного наследия. Никто не хотел задавать вопросы первым.